"Дети солнца, дети своего солнца, - о, как они были прекрасны! Никогда я не видывал на нашей земле такой красоты в человеке. Разве лишь в детях наших, в самые первые годы их возраста.
Ф.М.Достоевский. "Сон смешного человека".
"Ну вот, теперь вы убедились, что все ваши желания исполнились".
Н.Н.Носов. "Незнайка в Солнечном городе".
Двадцатый век. Расцвет русской литературы. - А как же девятнадцатый, золотой? А "солнце русской поэзии"? Мы согласимся с этим, но ведь что произошло в ХIХ веке? Та немотствующая "русская" литература, что была результатом двухвекового вторжения на Русь западной культуры, что томилась в Кантемире и Полоцком, что ломала язык в Ломоносове и Державине, вдруг заговорила действительно по-русски. Потому с Пушкина и с его круга начинается великая русская литература. С одной стороны уже и всемирная (в силу усвоенности европейской традиции), а с другой - для узкого круга писаная. Но вот уже Лесков, отчасти Щедрин и даже Достоевский не столь понятны миру, в них остается некая terra incognito, что "аршином общим не измерить". И все ж действительно русская, без кавычек и оговорок, литература - это двадцатый век. Она тем более не заметна, что перекрыта громкими именами гениев последних времен. А то, что писалось втихую и сокровенно - не понято, не открыто не только для Запада, но и для нашей "Руси Уходящей". Понятен ли в действительности истинный Есенин? А Платонов? А Шергин или Шмелев? А кто знает Честнякова? Только сейчас стали доходить мы что такое Шукшин и Рубцов... И что за мертвое поле лежит за ними? Или несовсем мертвое. А как же Рябинины, Кривополенова - они не самые русские ли писатели и есть?
Что же произошло в ХХ веке. То не громкое и не многочисленное направление литературы, которое мы назвали русским, взяло на себя функции утраченные русской словесностью еще в XVII - XVIII веках - функции святоотеческой православной литературы. Функции покаяния, просветления, поиска Промысла - т.е. воплощения русской идеи. Отчасти эти функции в ХIХ веке нес фольклор, но и в нем уже шли необратимые апостасийные процессы, отчасти - православная популярная так называемая "душеспасительная литература", но она просуществовала лишь до семнадцатого года (а ныне, на наших глазах, происходит ее возрождение). В начале советского периода образовался вакуум. Хотя, повторимся: шумных имен было более чем. Но для кого и для чего они? А народу нужна была литература которая "искала прежде Царствия Божьего" а потому и все остальное ей прилагалось. Конечно, все это происходило не воткрытую, большей частью не осознанно, да и не всегда верно. Громкую славу, к примеру, Есенина составило то, в чем он после каялся. Знаменательно, что святоотеческие функции потаенно взяла на себя и детская литература. Таковы Шергин и Писахов, таков Бажов. Таков и Николай Носов. На его примере мы и посмотрим те истинно русские черты, созданные многовековой традицией, что стали опорой русской литературы в ХХ веке. Без ХIХ века, впрочем, все это было бы не возможно, мы их отнюдь не противопоставляем. Можно сказать, что Пушкин первый русский писатель ХХ века или как было сказано: "Русский человек в его развитии, каким он явиться..." Да и кто сказал, что "солнце русской поэзии" закатилось? Трудно представить Носова без Лескова и без Достоевского... а главное - без Гоголя. Гоголь и Носов - не шутка ли? - Подождите, дойдем по порядку.
Носов Николай Николаевич, родился 10(23) ноября 1908 года в Киеве, в семье киноактера. Скончался 26 июля 1976 года в Москве. Учился в киевском художественном институте (1927 - 29), перевелся во ВГИК, который закончил в 1932 году. До 1951 года работал режиссером. Снимал мультфильмы, учебные фильмы, и научно-технические (во время войны). Первый рассказ "Затейники" был опубликован в 1938 году, а в 1945 -м вышел первый сборник: "Тук-тук-тук". Носов автор комедий и сценариев (к/ф "Два друга"- 1954,"Дружок" - 1958), повестей: "Дневник Коли Синицина" (1950), "Витя Малеев в школе и дома" (1951, госпремия - 1952). Роман-сказка: "Приключения Незнайки" (1954), "Незнайка в солнечном городе" (1958), "Незнайка на Луне" (1965, госпремия - 1969). 1960 год - "Приключения Толи Клюквина" и к/ф по нему (1964). Автобиографическая проза - "Повесть о детстве" и "Все впереди" (1974), "Тайна на дне колодца" (1978).
1938 год - Носов уже мастер, а в 1954-м - это большая русская литература. "Серебряный век" давно схлынул, заструился малыми подземными ручейками. Об оттепели еще ни слуху ни духу... и где они "шестидесятники"? Правда промелькнули ОБЭРИУты: Хармс, Введенский, ... но их "ушли" в никуда. Всюду царил Маршак, подрастал "дядя Степа"... "Но что ему Гекуба?" Если говорить о предтече Носова, то это в первую очередь проза Андрея Платонова (а он еще и сказки писал замечательные), популярные в сталинскую эпоху народные сказители: Шергин, Писахов, Бажов, появившиеся в 1920 - 30 гг сборники сказок, былин. Все это золотой фонд русской словесности. Шестидесятники еще придут, еще воду намутят, создадут иллюзию какого-то провала между ними и "серебряным веком". Нет, русская литература не пресекалась. На фоне бывшего, достойный и несуетный труд Николая Николаевича требует пристального внимания. Чистота и детская вера героев Носова, их наивная искушаемость и искренность покаяния, целомудрие сюжета - все роднит прозу Носова с древнерусской литературой, особенно житийной. "Будьте как дети...","Пустите детей приходить ко мне, и не возбраняйте им,ибо таковых есть царствие Божие"...
Есть в фантазиях Носова научно-технический прорыв: "Незнайка на луне" ровесник первых наших "лунников". Все это просто интересно и познавательно, но и не в этом дело. Прежде чем советская Россия ринулась в НТР, революция эта на рубеже веков произошла в умах русских философов, поэтов, богословов. Вспомним, порой еретические, но удивительные озарения о.С.Булгакова, Н.О.Лосского, П.И.Новгородцева, о.П.Флоренского, А.И.Ильина и др., научное "воскрешение мертвых" Федорова, космическую утопию Циолковского, солнечную теорию Чижевского... А сколько было мистики от Рерихов и Гюрджиева до Городецкого и Хлебникова. А что творилось в поэзии! То были цветы (и благоуханные и ядовитые порой) на могучем древе православной культуры. Уэлс тут совсем не причем.
Когда-то в советской критике разгорелся спор, что за странные вещи пишет Шукшин. Рассказы как рассказы и вместе с тем необычные рассказы. Новеллы? - Нет, не новеллы. Договорились до того, что назвали это анекдотом. А тут уместно вернуться к фольклорному разделению на жанры. Шукшин писал не анекдоты, конечно, а притчи. В народной сказительской традиции это краткая драматическая форма (и в стихах и в прозе) - Евангельские притчи - за примером далеко ходить не надо. А отличается притча от западноевропейской новеллы не строением, а содержанием - ее драматургия провиденциальна. Советский писатель в массе своей был уже вполне и дуалист и атеист, но пытался учительствовать, используя древнейшие наши литературные формы. Тут сталкивалось два типа сознания: цивилизационное и традиционное - выходила псевдопритча с вечнолживой, торчащей моралью. Но случилось неожиданное: носовская притча развернулась в роман-сказку, да еще в целую трилогию - случай уникальный. Первая книга о Незнайке (а, кстати, Незнайка персонажне выдуманный, а фольклоный - особая разновидность Ивана-дурака, юродствующего, но всепобеждающего. В отличии от балагура Емели, Незнайка-дурак больше отнекивается) писалась, как серия рассказов-притч и Николай Николаевич " даль свободного романа еще не ясно различал". И тут, как нам думается, неожиданно для самого автора, притча заработала на генетическом уровне - проявила способность разворачиваться в драму и в эпос. Вот тогда и является солнечный, а в третьем романе уже и лунный, город. Тут и начинается самое интересное. Мы не будем здесь о режиссерском мастерстве в строительстве сюжета, о сказительском даре, и о втором дне носовской прозы - не будем. Все это есть, но важнее другое...
Поначалу Солнечный город кажется просто утопией, а к ней русская литература всегда тяготела. Но как! - русская утопия глубоко религиозна, но даже и шире: ведь и в дохристианском фольклоре, особенно в сказках, есть нечто... Новый Иерусалим, "новое небо и новая земля" или простой земной построенный своими руками - но все же в глубине имеющий новое небо и новую землю - коммунизм века сего. Само название: "Солнечный город" - вспоминается Кампанелла, Мор... Но там просто утопия - бюргерская мечта о сытой жизни. А здесь! Глядя как легко (от одного осла!) рушится весь этот Солнечный город, как все чудеса техники оборачиваются разом против человека, не секунду мелькает мысль - антиутопия - диссидентская лебединная песня? - Но нет, лишь на секунду. Тут не просто все. Да, и утопия есть, и антиутопия есть, да только не страшно почему-то (вот у Оруэла - страшно), ибо и антиутопия наша человеколюбива... "Мертвые души" - одна из первых антиутопий. "Святая Русь", "самодержавное государство" мертвых душ? Шукшин верно ухватил: Русь-тройка мчится куда-то, а в ней кто правит? - Вор, Березовский-Чичиков. Николай Васильевич попытался дело исправить созданием утопии... но эту утопию пришлось сжечь. Перечтите-ка "Записки сумасшедшего" - вот откуда "птица-тройка" вылетела! Заметьте, ход русской мысли обратен западному: сначала - "Я оглянулся окрест и душа моя страданиями уязвлена стала..." - создание антиутопии (Радищев, Гоголь, Щедрин, Достоевский,..), а затем неприятие действительности порождает утопический прогноз, вплоть до Толстого, вплоть до создания собственной религии. Не художественные задачи ставит перед собой художник, но социальные и художественных средств мало - прибегает к религиозным. Но то, что не удалось в "Мертвых душах" и "Братьях Карамазовых" (все наши утопии не дописаны), - то удалось Носову в жанре, словно специально созданном для русской утопии, - романе-сказке. Да, показал Носов и чудеса прогресса и то, что ничего в действительности прогресс этот душе не дает, но и это от Бога.
Приехав в Солнечный город на волшебной машине (с волшебной палочкой в кармане) и разрушив всю его жизнь - тоже вполне русская схема ("Сон смешного человека") - Незнайка совсем растерялся... Тут все было и голос совести (которую Носов делает живым персонажем), и "искушение в пустыне". И вдруг все оборачивается сказочным образом. Нет, "сказочным" не то слово - в нем какой-то обман. Все устраивается "чудесно" - и это не то. Волшебник, выведенный Носовым, конечно не Бог, и под волшебной его книгой Евангелие впрямую понимать не надо, но... все устраивается по-божьи, т.е. в высшей мере справедливо, без фокусов: фокусы остались там - в рамках утопии. Чудеса оказались не состоятельными - как ни рылся Незнайка в мусорной яме в поисках утеренной волшебной палочки - ничего не получалось: "Незнайке стало ужасно стыдно. Он опустил голову и боялся даже взглянуть на волшебника...","А нельзя ли, чтоб так просто желание исполнилось, без волшебной палочки? - Почему же нельзя? - ответил волшебник. - Если желание большоеи к тому же хорошее, то можно."
Какой уж тут Кампанелла. За плечами русской утопии образы Апокалипсиса и трудный опыт православных монастырей - единственного прибежища истинного коммунизма, опыт духовных стихов, отринувших "золотую гору и медвяные реки". Да, царство Божие на земле возможно, но оно не в построении Солнечных городов, а в чувстве "солнечного братства".
Последний раз "земной рай" , "солнечный город" является в заключительной части трилогии ("Незнайка на Луне"). Там он назван уже предельно просто: "остров дураков", напоминая и Диснейленд, и остров из "Пиннокио", и остров Цирцеи из Одиссеи.Здесь люди тоже превращались - или это только так показалось Незнайке - в животных, в баранов на этот раз.
Последнии страницы романа читаются как удивительная поэма. В чем волшебство этих простых и безыскусных строк? Но оторваться не возможно. Как оказывается сильно эта "незнающая душа" любит Родину! А что же утопия? Состоялся ли Солнечный город на Луне благодаря семенам гигантских растений ("иное пало на каменистую почву, иное при дороге...")? - Нет, проблемы остались. Мы покидаем Луну в большом нестроении. И город солнца еще предстоит строить и строить и бессолнечный мир капитала еще не раз накатит, но все это нас более не волнует - человек умирает без Родины и строительство светлого будущего на отдельно взятой планете приходиться прекратить. Оказывается есть более высокие ценности, чем идеи социального переустройства.
Нет, разумеется, и Запад не хлебом единым живет и потому над западной Утопией всегда витает гностический дух переустройства человечества. Потому от Платона до Маркса нависает на городом Солнца тень "великого инквизитора". От "Рим должен править миром" до "Призрак бродит по Европе...", до "нового мирового порядка", до "газа эр-эйч" - идея построения земного Царства "своею собственной рукой". И потому западная утопия всегда жутковата (для нас, русских, разумеется. А наша-то для них и вовсе бред какой). Третий Рим это в первую очередь - русская культура, "материк Россия", не "Евразия", ни "щит" между чем-то и чем-то - здесь своя утопия - "Святая Русь". Не тупик ли это православия? Не Атлантида ли наша? - Э, господа, а разве уж и не было Святой Руси. Была, была да и не сгинула вовсе. Пока не сгинула. И попытка построения города Солнца в "отдельно взятой" - разве не попытка прорыва в иную Святую Русь, хотя и обреченная безбожием! - Да нет, не безбожием. Тут и Есенин, тут и Платонов со своей "Инонией" и "Ювенильным морем". Коммунизм народных масс не безбожен. Разве не были коммунистами наши отцы и деды, ложившиеся на амбразуры. Разве не были коммунистами Федор Абрамов, Василий Шукшин да и Николай Носов. Русский коммунизм был глубоко религиозен, он только в Третьем Риме и возможен был (вопреки пророчеству Маркса: "Революция произойдет где угодно, только не в России"). Ибо иное мнилось "великому инквизитору", а наша революция есть величайшая ересь православия, закономерно из православия вытекающая. Иконоборцы то же ведь церкви рушили в ослеплении "истинной веры". А наш Раскол! Вот уж революция всех времен и народов. Все протестантские войны Запада меркнут перед этим сплошным самосожжением. Ересь требует покаяния, еретиков во времена она перекрещивали заново. Но все же не смотря на "империю зла" и на "архипелаг Гулаг", который был, был и есть "материк Россия" - все та же Святая Русь - тысячелетняя наша культура, которая и пребудет вовек. Город Солнца - это слишком мелко. Если уж строить, то как минимум на одной шестой. Есть Святая Русь и в нашей детской литературе, есть край, где всегда светит солнце. Это книги Николай Николаевича Носова.
Вернёмся на землю. Вслед за "Незнайкой" близилась популярная детская литература 60-х, а особенно 70 - 80-х годов. Русской (за исключением немногого) никак уж назвать её не можно. Положительный герой рухнул, свет померк:
Кто людям помогает,
Тот тратит время зря....
Хорошими делами
Прославиться нельзя....
Если мы обидили кого-то зря,
Календарь закроет этот лист....
Наше счастье постоянно:
Жуй кокосы, ешь бананы...
И прочие издевательства над русской словесностью. Придурковатый волк, вечногоняющийся за зайцем, сборник еврейских анекдотов из"Простоквашино", сплошные"Вредные советы"... Для кого-то это всё его юность или детство... Потерпите... Между строк о мультипликации: именно в русской традиции мультик - это попадание в десятку. Мультик - от лубка, от райка, от самой театральной специфики русской сказки. Через экран как раз и проскочили в детскую литературу вышеупомянутые. Достаточно сравнить (по трансформации текста) популярные наши мультики с их литературными прототипами, что бы увидеть как экран положительно влияет на слово. С настоящей детской литературой нынче всё наоборот. Незнайка в его новом мультварианте тоскливо неузнаваем. Померк и "Изумрудный город" - детище другого замечательного русского писателя Александра Мелентьевича Волкова. Отчего так? От того, что это уже другая мульттрадиция - ненашенская.
Для русской словесности, русской души, а особенно детской, антигерой (пусть и шаржированный) противопоказан. Даже какой-нибудь Ирод из древней народной драмы, это ведь не антигерой. Он кающимся показан и Божий суд налицо - оттого и притча. А в нашей детской литературе - торжествующий антигерой (и во внедрённой к нам заокеанской то же, ибо их всепобеждающий супер-герой в действительности антигерой и есть). И ещё - нигилизм и уныние, все космополитические комплексы, выплеснутые на читателя "вверх ногами хохоча", по выражению Мориц; полное крушение идеала, лжемораль, превращение притчи в анекдот. Что же с детской литературой? - Всё то же, всё то же... отпадение, апостасия, "остров дураков", превращение в баранов. И как глоток чистого воздуха проза Николая Николаевича Носова. Невесомость, парение над приземлённым.