Бегунов Юрий Константинович, доктор филологических наук, профессор, автор более пятьсот научных трудов, в том числе около тридцати книг. Действительный член трех академий.
Ниже приводится очерк, написанный Д. М. Балашовым в период первой, совместно с Ю. К. Бегуновым, экспедиции в 1960-м году. Публикуется впервые. Текст представляет собой рукопись на трех школьных тетрадках без обложек. Ручка, карандаш. Авторская орфография и пунктуация в большинстве случаев сохранены. - А. Г.
Книги, суть источники мудрости, напояющие вселенную..."
Начальная летопись
Эти восторженные слова древнего летописца отразили в какой-то мере народное отношение к книгам - памятникам письменной культуры прошлых веков. Сторонники "Старой веры", воспротивившиеся церковным реформам патриарха Никона, сквозь годы гонений пронесли эту любовь к книге и сохранили у себя множество книг и рукописей до-никоновского письма, т. е. от времени до 1660-х гг., когда начался "раскол".
Конечно, это большей частью устарелая для нас церковная литература: собрание служб и молитв - "Служебники","Потребники", "Уставы", но наряду с ними у староверов остались подлинные жемчужины древнейшей культуры - летописи, хронографы, древнерусские повести, жития святых, а среди этих "житий" имеются превосходные литературные сочинения, такие как "Житие протопопа Аввакума, им самим написанное" (Аввакум первый возглавил движение за "старую веру"), пользуется мировой славой. В своё время И. С. Тургенев призывал молодых писателей читать Аввакума, учиться у него русскому языку. И ныне это "Житие" прочно вошло в разряд классической литературы прошлого.
В поисках этих и других, неназванных здесь произведений древней литературы, часто ещё неизвестных науке, забытых, гибнущих, гниющих в погребах, снаряжаются ежегодные археографические экспедиции Института Русской Литературы Академии Наук СССР.
Экспедиция этого года побывала в республике Коми на средней Печоре от селения Соколово до Подчерья.
Коми, населяющие этот край сравнительно недавно (лет сто - двести, редко триста тому назад появились первые деревни на здешних пустынных лесистых берегах) почти поголовно были староверами. Трудно понять, как это произошло, но, видимо, в силу протеста против произвола царских властей и церковного начальства, целый народ принявший крещение в XIV веке от Стефана Пермского, не принял церковных реформ XVII столетия и перешел в "раскол". Спасаясь от гонений, местные жители бережно сохраняли у себя старинные русские книги и рукописи и, не зная русского языка, специально изучали церковно-славянский, что бы читать эти книги и совершать богослужения по ним. Книги и рукописи приходили сюда с Севера, с Белого моря, с Мезени, с Нижней Печоры, из Усть-Цильмы, с другой стороны - с юга, из Москвы. Находились умельцы, которые сами переписывали книги древними печатными буквами - "уставом" или "полууставом".
В названном районе ещё совсем не было археографических экспедиций и мы явились сюда первыми, что бы заполнить это "белое пятно" на нашей археографической карте.
В начале июня Печора только просыпалась от зимы. Густой снег ещё лежал в лесу под ёлками, дул холодный ветер, робко начинали распускаться берёзы.
Край суровый, богатый, ещё необжитый, строящийся, полный контрастов. Бурный рост современной техники - то тут, то там открываются всё новые богатства земли - стремительное движение техники на север, туда, к Воркуте и дальше подчеркнуто передаёт стрела железнодорожного моста, смело перелетевшая необъятную ширину Печоры. А за мостом, за посёлком комбината, пройдя берегом километра три, мы попадаем в старинную деревню Кожву, где избы архитектуры XVII столетия, где на огородах работают старухи в древних сарафанах, где сохранился интереснейший обряд "похороны клопов", восходящий, по-видимому, чуть ли не ко времени первобытной магии. В определённый день (24 июня) женщины собирают клопов в спичечный коробок, коробок кладут в лапоть и, прицепив лапоть на верёвку, сообща волокут его вдоль деревни с похоронными песнями и причитаниями. Обряд стал весёлой игрой, поэтому сопровождающие и причитают и хохочут в то же время., но в старину, по-видимому, "похороны клопов" происходили совершенно серьёзно. Процессия прибывает на кладбище и там клопов "хоронят" по всей форме. При этом в песнях поётся, что клопы должны уйти из деревни, даже "уехать по железной дороге", пропасть, исчезнуть и сами, - те, которых хоронят, и их дети, родственники, ближние - весь их клопиный род.
Поиски рукописей увлекательная, но часто разочаровывающая работа. Так, в самом начале нашего путешествия мы отклонились от первоначального маршрута и отправились на одну из небольших рек, текущих с Урала, Сыню, что бы там, в глубине лесов, отыскать местного староверческого "наставника" у которого, как нам сказали, имеется библиотека старинных книг и рукописей. От станции мы лесом дошли до реки, переправились, - здесь был совхоз, - и стали расспрашивать о дальнейшей дороге. К несчастью, вместо того, что бы выслушать одно, - первое объяснение, мы выслушали ещё пять, и получили ещё пять разных объяснений, ни одно из которых не пошло нам на пользу. Лес был полон воды, все ручьи превратились в реки, болота - в озёра. Величественный Урал вдали сверкал белизной тающих снегов и ледяная вода переполняла все заливы, протоки, "шары" и старицы реки Сыни. Мы шли и шли, обходя глубокие недвижные "заливы", уходя от реки в стороны. Наконец, запутались, попали в болото и, разувшись, брели с тяжелыми мешками по колено в воде (в Ленинграде мы опрометчиво отказались от резиновых сапог), поёживаясь перебредали островки зимнего снега и, совсем выбившись из сил, подошли к реке, которая впадала в Сыню. Перехода не было. Вдобавок, мы не имели топора. Уже в десятом часу вечера, исчерпав все возможности навести "мост", мы, с мужеством отчаяния, влезли в ледяную воду и перешли реку вброд. Наступала светлая северная ночь. Мы снова шли и шли, и шли и, наконец, сдались, повернули обратно. Недалеко стояли старые вагончики полевого стана, мы развели костерок, кое-как поели и, измученные, заснули в вагончике. Утро встретило нас мелким упорным дождём. И тут, как в сказке, появился спаситель - вниз по реке в лёгкой дощатой лодке плыл высокий мужчина с лёгкой рыжеватой бородой. Оказалось, он сын того, кого мы искали. - Отца дома нет, уехал в гости, - сообщил он нам, - я сам спешу, вернусь через день, а вы дойдёте тем берегом, я вас перевезу, - тут четыре километра всего. Эти последние четыре километра в снегу и в воде, под дождём, продираясь сквозь мокрый лес, мы проделали как в тумане. Когда перед взорами двух мокрых до нитки археографов открылся посёлок в три дома на берегу реки, мы даже не имели сил обрадоваться. Но вот изба, печка, мы переодеты в хозяйские штаны и сапоги, на столе чай и неправдоподобно вкусные жареные хариусы. Увы! Рукописей в хозяйской библиотеке мы так и не обнаружили, и все наши старания пропали впустую. К счастью обратный путь вниз по течению, мы проделали в моторной лодке. Сыня величественно несла "полные воды свои", подмывая берега и ряды остроконечных елей наклоняясь, грозили упасть в воду, а некоторые уже погружались в поток вершинами. Лодка шла стремительно и мы удовлетворённо взирали на уже не страшные нам берега.
Вернувшись в город Печоры, мы начали подниматься по реке Печоре на теплоходах, моторках, останавливаясь в каждом старинном селении. Первая и самая крупная удача пришла к нам в деревне Медвежее, получившей своё название от того, что некогда на мысу, на котором она стоит, проезжие по реке постоянно видели медведей, выходивших из лесу.
В деревне - староверческая община [, наставник, который ведёт глухую борьбу с колхозом, соблюдаются посты, религиозные праздники. По воскресеньям верующие не выходят на работу.] (В скобках - текст, зачеркнутый рукой Балашова - А. Г.)
Нас встречает нестарый человек с тёмным смугловатым лицом в черной негустой бороде - черные волосы редкость для коми. Здороваемся, просим напиться. Хозяин ищет стаканы для гостей - вы уж извините, у нас так заведено, что разная посуда. - Мы знаем, знаем, - улыбаемся мы. Первый лёд сломан.
- Да какие же у меня книги. Так, знаете, иногда почитаешь...
- Всё-таки покажите...
- Да ничего и нет... ну, "Устав".
- Покажите, мы ведь не берём, только смотрим. Вы, пожалуйста, не думайте что мы отбираем или что такое.
- Да нет. Я что ж...
- Так покажите нам ваши книги.
- Что ж, показать можно, - появляется "Устав". Определяем время издания, отдаём, благодарим:
- Ещё...
-Ну, что ещё у меня... - приносится вторая книга. Заглядываем за перегородку:
- Вот и ту тоже покажите, пожалуйста!
- Это не моя...
- Да мы же не берём, только взглянем, вы не думайте... - и т. д.
Но это ещё не всё. Разговор начинается после. О рыбе, уловах, жизни - о прошлом. И уже часа через два наш хозяин предлагает поговорить с гостем из соседней деревни... Вот и этот гость - плотный, рыжебородый, - по виду совершенный русский помор. С ним мы усаживаемся поговорить на скамеечке около дома.
- Вот зачем это книги жгли да кидали, уж лучше бы в какой музей их... Мой отец ехал, так вез двенадцать пудов книг, а куда всё это пошло теперь!
- Да, да, вы правы.
- У вас там, поди, эти книги!
- К сожалению нет.
- Ну, не говорите!
- Да нет же, мы учёные (следует второе по счёту объяснение кто мы, и для чего изучаем книги). Наконец Фёдор Фёдорович смягчается. Разговор продолжается ещё без малого четыре часа и, наконец, получено приглашение придти к нему в деревню. На другой день мы идём туда.
Нашего знакомого мы увидели, как только вышли из лесу. Вместе с сыном они обтягивали досками новую лодку. Хозяин тот час оставляет работу и проводит нас в дом. Здесь по мужски неуютно, видимо, хозяйки давно нет, но всё в порядке: инструменты, большей частью самодельные. Груда каких-то заготовок, поделки из дерева - хозяин, видимо, столяр и плотник. Наряду с этим ружьё, охотничьи принадлежности - охотники здесь решительно все:
- Проходите, проходите. Умыться - вот тут. Вы уж извините меня, - ну, с дороги чайку выпьете? - на столе появляется рыба, варенье, хлеб и чай - мы гости. Хозяин присаживается с нами. Мы закусываем, косясь на угол - там, на полке - черные корешки книг. Наконец, моем руки и спрашиваем про книги...
- Так вы, ребятки, того, может смотрите, а потом придут да отберут?
- Что вы! Что вы! - Хозяин тяжело вздыхает и достаёт книги - и вот перед нами рукопись. Важная. Нужная до зарезу:
- Уступите! Вы ведь сами её не читаете!
- Ох, ребятки, нельзя, не могу. Вы ведь обещали... (Всё, что мы говорили здесь ему не уместится и на ста страницах, поэтому пропущено) Наконец, хозяин сдаётся:
- Выходит, я грешнее всех, что дал вам книгу.
- Да что вы, нам и NN дал, и ММ четыре... (В рукописи, возможно, не достаёт страницы - А. Г.)
Впрочем, в настоящее время большинство "наставников" вполне принимают и уважают советские законы. Когда они борются против пьянства, курения и сквернословия - трудно в чём либо им возразить. Например, в избах, где есть староверы, курить выходят в сени, а там, где их нет, мужчины курят в избе, полной ребятишек - в семьях здесь часто по восемь, десять детей. Подобную "культуру" трудно защищать. Показательно, что процесс "смены эпох" в настоящее время происходит вполне мирно. В одной избе нам предложили почитать комплект "Огонька". - Раньше я каждый год "Златоуст" читала, - прибавила старуха-хозяйка, а сей год ещё и не читывала, всё эти журналы читаю да смотрю. Пыльный "Златоуст" издания XVII века лежал тут же рядом. Несколько веков он служил духовной пищей читателей, а теперь состарился и уходит в область истории.
Всегда удивительна находка старинной рукописи, - к этому почти невозможно привыкнуть. В Медвежке, в доме, где мы остановились, были книги. С трудом удалось уговорить хозяйку - да и то при помощи её мужа, сына, сестры - показать их. Появились толстые "Устав" и "Златоуст", отпечатанные в прошлом веке. - У вас есть ещё? - "Абу, абу" (нет, нет). Наконец, уговорили. С полки около печи, из-за горшков, мисок и прочего кухонного скарба извлечен тряпичный узелок, грязноватый, стянутый узлами. Узлы развязаны, тряпица развёрнута и вот перед нами, лишенная переплёта, изъеденная по краям временем, рыжая снаружи рукопись. Рукопись писанная почти бисерным полууставом и старинной скорописью. Вчитавшись, мы ахнули. Перед нами оказался сборник литературных произведений древней Руси, среди которых - повесть об Александре Невском (житие), ряд интереснейших житий, например, житие Иосифа Волоцкого, новгородская повесть о посаднике Шиле и так далее, и так далее. Вдобавок рукопись относилась к середине XVI века. 400 лет её передавали из рук в руки, донеся до наших дней... Целую библиотеку увидели мы в Медвежне у местного "наставника" С. А. Мамонтова. После длительных объяснений - кто мы, что мы, что нам нужно, и уверений, что мы ничего не отбираем силой, хозяин полез в погреб и начал доставать одну за другой влажные от сырости книги в черных кожаных переплётах с медными застёжками. Мы отобрали рукописи и хотели было увезти их все. Не тут то было. Хозяин не хотел отдавать ни одной, но наконец дал нам четыре рукописи - наиболее ценные для нас и наименее ценные для него - это были не богослужебные книги, а светские литературные произведения древней Руси.
Получить книгу обычно невероятно трудно. На первый же вопрос о книгах следует в ответ певучее "абууу" - и долго приходится объяснять что мы не глумимся над книгой, бережно храним и изучаем её. В одной из деревень большое впечатление производит наш рассказ о правилах библиотечного хранения рукописей, особенно о стеклянных шкафах. В которых лежат книги. Убеждая соседей показать нам книги, наши добровольные помощники то и дело упоминали стеклянные шкафы, что по коми звучит так же как и по-русски. Но книга - священна, книга - подарок, завет матери или отца. Книгу нельзя (грех) продавать, её можно только дарить. Иногда мы так и не добиваемся ничего. В наших поисках нам очень помогает молодёжь, для которой старинные рукописи уже не являются предметом религиозного культа. У молодёжи свои интересы. В той же Медвежне, в доме, где мы днем уговаривали хозяйку уступить нам рукопись XVI столетия, мы весь вечер проговорили с её молодым зятем о том, как будет устроено коммунистическое общество. Прошлое сталкивается с грядущим.
Черты глубокой старины ещё сохраняются на Печоре. В архитектуре старых изб - здесь как и в XVII-ом столетии щипцы (фронтоны) избы выведены из бревен и крыша лежит на них без стропил. Женщины носят русские сарафаны - влияние русской крестьянской культуры было здесь очень сильно, не зная русского языка, местное население, тем не менее, пело русские протяжные песни (на русском языке). И до сих пор эти песни с красивыми старинными напевами живут в повседневном быту пожилых колхозниц.
Наш район беден рукописями. Кроме того, очень многое погибло до нас. То и дело нам рассказывают, что "был шкаф с книгами, да как переезжали, оставили. Всё и пропало". "Была избушка с книгами в лесу, да теперь развалилась. Всё погнило". "Были книги. Отец зарыл в землю, теперь уж всё труха". Иногда по следам таких рассказов мы совершаем напрасные путешествия по стремительным горным рекам - лодка одолевает перекаты, проходит "ворота" - нависшие над чёрной водой пласты скал, ощетинившиеся остроконечными елями - места головокружительно прекрасные... но вот деревушка и в ней - ничего нет. Было раньше у отца, у деда, у прадеда, а теперь пропали, сгорели, сгнили в земле. Становится обидно до слёз.
Старики, любители книг, рассказывают о прошлом: "Отцы наши как? Днём били зверя, проверяли капканы, а ночью и в праздники писали книги". Эти крестьянские рукописи мы находим сейчас. Они зачастую украшены цветными заставками, написаны аккуратным подчерком, почти печатными буквицами. Эта духовная работа, - хоть она и устарела для нас - сама по себе, как работа, как пример любви к писанному слову, внушает глубокое уважение.
Староверы - охотники и рыболовы, уходили с Печоры в сторону Урала, подымались по рекам, текущим с гор, частично - в поисках богатых рыбой и дичью мест, частично - спасаясь от религиозных преследований официальной церкви и царской администрации. Поэтому мы старались посещать деревни, находящиеся на реках, текущих с Урала - по Сыни, Щугору, Подчерему, несмотря на серию разочарований и, наконец, добились успеха на последней из названых рек. Путешествие по Подчерему было прекрасно и само по себе, и доставило нам одну неплохую рукопись.
Мотор лодки был слабоват, на буксире шла вторая лодка, груз да восемь человек пассажиров делали своё дело, - на быстринах порою казалось, что нас начинает сносить, когда около получаса лодка в струях пенящейся воды всё огибала и никак не могла обогнуть какой-нибудь полузатопленный куст на берегу. Скалы подымались прямо от воды, побелевший, подмытый снизу лес стоял амфитеатром на крутых берегах, дикий, нетронутый. Прямо перед носом лодки показался комочек рыжей шерсти - белка, - маленькая, она смело переплывала быструю реку и вот уже доплыла, вылезла и, пробежав по песку, прыгнула на дерево. Из воды выскакивает метровая сёмга - здесь её множество. Светит солнце, но холодно, ветер ледяной. Крестьянка, устроившись на носу, спокойно развёртывает двухмесячного малыша - неужели не простудится?! Ничего, привыкли. С нами в гости к родным едут инженер с женой. Разговор идёт об искусстве, Ленинграде, о красоте окружающей природы, истории края и, конечно, рукописях. Но вот наконец горы понизились и открылась деревушка в пять домиков. Нас встречает щедрое и душевное гостеприимство. "Помощь" обеспечена в дороге, поэтому без особого труда извлекаются на свет дедовские "Уставы", "Потребники", огромные, в деревянных переплётах, обтянутые тиснённой кожей, а среди них - та, маленькая, невзрачная книжечка, исписанная от руки крупным полууставом, которая и нужна нам. Её нам просто дарят.
Спим в сенях, в пологе, спасающем от комаров - полог тут совершенно необходим, комаров множество. Утром - сердечное прощание... и вот мы уже возвращаемся назад, вниз по Печоре, на теплоходе. Подходит старик: "Как дела у вас, ребятки?" Секунда недоумения. - Вы же у меня в Конецборе гостили! - Извиняемся - всех не упомнишь. Ещё один разговор, ещё один рассказ про прошлое, про мрачную секту скрытников, живших в приуральских лесах, по верховьям рек, а машина ровно шумит, проходят мимо уже знакомые берега, и впереди у нас последняя романтическая поездка на реку Вангыр, где у местного охотника - старовера сохранился, как нам говорят, целый амбар с книгами. Есть или нет? Покажут ли? Есть ли там рукописи? А говорят, что у него есть даже рукописи, писанные на коже - пергамине, то есть рукописи не младше XV века! Захватывает дух от тех находок, которые могут быть - а могут и не быть! - на нашем пути. Увы, как часто такие рассказы оказываются вымыслом...
Более точные сведения сообщает нам местный лесничий - книги у него есть, и рукописи он сам мне показывал. Но где? В амбаре? У него 16 лесных избушек, я знаю 9, его сын - 11, остальных не знает никто. И в каждой избушке две-три книги. Сейчас он у себя дома в деревне - я вас подвезу, а вы уж поговорите сами. Снова река. По дороге проверка сетей. Ночь у костра, рыбацкая, всегда необыкновенная уха. Но к несчастью наш охотник... уехал в гости и вернётся не скоро. В доме у него лишь печатные книги, да и те жена без мужа с трудом согласилась показать... Что ж, бывает и так. Далеко не всякий геолог находит сразу алмазные россыпи, а наши поиски в чем-то потруднее геологических. Оставляем "корреспондентов", просим поглядеть без нас, написать, если что имеется, оставляем адрес института...
Итак, обследован ещё один район. Выполнена плановая работа текущего года. Ещё несколько дней и найденные четырнадцать рукописных книг поступят на библиотечное хранение - каждая рукопись будет реставрирована, получит свой номер и место, их будут выдавать по специальному разрешению в рукописном отделе, их нельзя будет выносить из помещения, их страницы, пожелтевшие от времени, изъеденные мышами, будут переворачивать не рукой, а специальной палочкой, и учёные через сто, двести, триста лет будут всё так же приходить в тихие залы библиотек и бережно изучать драгоценное наследие древней народной культуры.